Странно. А кохай выглядит вполне здоровым. Он что, даже не замерз? - Принц повернул голову и, смотря в окно, задумчиво наблюдал, как сильнейшие порывы ветра нещадно обрывают засохшие листья с деревьев. Задумавшись, Принц только через несколько секунд заметил, что порезался своим же оружием. На указательном пальце выступила ярко-алая кровь.

Принцу не хотелось больше касаться аптечки, потому что она навевала столь неприятные для него воспоминания. Поэтому Бел осторожно коснулся свежей царапины губами, слизывая кровь.
-Кровь. Моя. Но все нормально... - Потрошитель старался держать себя в руках, и, необходимо заметить, у него это прекрасно получалось.

Бел закрыл глаза. Внутри, где-то на самых задворках души разгорелась борьба. Борьба сумашествия и адекватности. Каждый раз, как Принц видел свою кровь, вспыхивало это противостояние, и каждый раз ему становилось все легче сдерживать себя. Вот и сейчас принц, чуть более шумно выдохнув, чем надо бы, опустил руку и открыл глаза.
Все. нормально. - мелькнуло в голове Потрошителя.

Все же, адекватность полностью выиграть не смогла. Но на место сумасшествия вдруг пришло безразличие. Бел, аккуратно положив остро заточенный стилет на столик, чтобы вновь не порезаться, бесшумно подошел к окну и поднес палец, на котором вновь показалась кровь, к стеклу. Потрошитель что-то тихо и неразборчиво говорил, бубня себе под нос и выступавшей кровью рисовал какие-то то ли иероглифы, то ли знаки, понятные только ему.

Принц не заметил то, что Фран снял шапку. Сейчас ему было не до этого. Он, продолжая что-то говорить, чертил эти странные знаки. Но резкий росчерк тонких пальцев их размыл, размазал по стеклу. Бел безумно рассмеялся, но тут же улыбка вообще исчезла с лица.
-Что я делаю вообще? - беззвучно, одними шубами спросил он. В голове будто бушевал ураган, он смешивал, сбивал, уносил куда-то все мысли - ни на одной из них невозможно было сосредоточиться.

Бел замер, как статуя, продолжая смотреть на расписанное кровью стекло. Что-то ему все-же показалось забавным, в комнате раздался тихий шелестящий смех. Больше пяти минут продолжалась эта жуткая тишина, нарушаемая почти неслышным, завораживающим голосом Принца. Но по прошествии этого времени голос утих. Бел тихо прошел по комнате и уперся спиной в стену у самого крайнего окна.
Принц повернулся, собираясь что-то сказать кохаю, но он стоял в таком месте, откуда его не было видно.
А знаешь, Фран... - Бел осекся, собираясь что-то сказать. Мысль резко оборвалась.

Хм. Ты у нас еще и телепат? - Бел выглядел немного недовольным.
-...Да нет. Ничего. - Он бесшумным быстрым шагом вышел из комнаты, отправляясь на улицу. Сейчас ему было все равно, что буквально час назад он считал лягушонка безумцем, потому что тот вышел в такую погоду на улицу. Сейчас он сам был таким безумцем.

На ходу принц схватил форменный плащ и накинул на плечи.

Улица встретила Бела сильными порывами холодного осеннего ветра. Он уносил куда-то в неизвестность последние листья деревьев, безжалостно их срывая. Потрошитель медленно спустился по ступеням мраморного крыльца, изредка вздрагивая от холода. Он не спеша прошел в старинный парк, стараясь не наступать на листья. Сев на старую кованную скамейку, представлявшую собой чуть ли не чугунный букет, переплетения роз, Бельфегор поднял голову вверх, смотря в спрятанное за серыми монотонными тучами небо, которое промежутками все-же промелькивало ослепительной голубизной.

Отредактировано Belphegor (2011-01-12 20:20:40)

Для Потрошителя, кажется, сейчас не существовало такого понятия, как "время". Он завороженно смотрел вверх, немного щурясь от ветра, который потихоньку стихал. Принц натянул на плечо спавший плащ.
Вдруг серость неба исчезла, вмиг стало светлее. Бел улыбнулся, как ребенок - искренне, немного радостно, открыто.
Я ждал...
Вот и первый снег. Большие пушистые хлопья падали на подмерзшую землю, заботливо её укрывая. Миллионы, миллиарды снежинок опускались на землю, на скамейку, на плащ Бела, на его золотистые волосы. А некоторые исчезали от его горячего дыхания.

Земля с каждой минутой становилась все белее и белее, и, кажется, снег закрывал собой всю жестокость, всю кровь, чтобы пролита с весны по осень.